Это начиналось вновь. Хотя все казалось таким безмятежным (последние угольки, потрескивавшие в камине; молодая служанка с ребенком, дремлющие в кресле перед дверью; гобелен у стены, наполовину вытканный и ожидающий, что завтра его закончат; одна из лун, проглядывавшая сквозь молочное облако за окном; одинокая птица, спрятавшаяся где-то на стропилах и мирно воркующая), Тай услышал первые нестройные аккорды этой Песни, доносившиеся откуда-то издалека.

Птица каркнула и перелетела со стропил на окно. Малыш на руках у девушки проснулся и принялся кричать. Песнь набирала силу, хотя все еще звучала неявно и неторопливо. Казалось, что все вокруг подчиняет свои движения ритму этой музыки, словно в диковинном балете: девушка, подбежавшая к окну, облака, отражавшие красным ад, творившийся внизу, ее крик - и все это заглушалось, поглощалось Песнью. Все, что следовало потом, Тай видел столько раз, что это почти перестало быть для него кошмаром.

Он не помнил ничего о свой жизни до прибытия на остров Горн, но понимал, что было в его прошлом нечто особенное, что отличало его от родни. И это была не просто смерть родителей. Родители его кузины Байнары тоже погибли в Войну. И не сказать, чтобы люди Дома Горна или соседнего Морнхолда были как-то особенно жестоки к нему. Они обращались с ним с тем же вежливым безразличием, какое Индорилы испытывали бы к любому восьмилетнему мальчишке, вертящемуся под ногами.

Но отчего-то, с абсолютной уверенностью, Тай знал, что он одинок. Другой. Из-за этой Песни, которую он слышал всегда, из-за его ночных кошмаров.

"Да у тебя просто богатое воображение," - тетя Уллия терпеливо улыбалась, перед тем, как отделаться от него и вновь вернуться к своим писаниям и домашним делам.

"Другой? Всякий в этом мире считает себя "отличным" от других, и это самое общее свойство, присущее всем людям," - говорил его старший кузен Калкорит, который учился на храмового жреца и неплохо поднаторел в парадоксах.

"Если ты еще кому-нибудь расскажешь, что слышишь какую-то музыку, когда никакой музыки нет, они назовут тебя безумцем и похоронят у Алтаря Шигората," - ворчал его дядя Триффит, а после уходил по делам.

И только няня Эдеба слушала его всерьез и лишь кивала с робкой гордостью. Но она не могла ничего сказать.

Его кузину и главную подругу по играм Байнару меньше всего интересовали истории про Песнь и сны Тая.

"Как же ты надоел со всей этой мутью, Тай, - сказала как-то Байнара после обеда, весной, когда им шел восьмой год. Они тогда, с младшим кузеном Вастером, гуляли среди цветущих деревьев. Трава была еще невысокой, едва доходя до лодыжек, и кое-где лежали почерневшие груды листьев, еще с прошлой осени. - Давай не будем об этом, хорошо? Во что играем?"

Тай задумался на секунду: "Мы могли бы поиграть в Осаду Орсинума."

"А что это?" - спросил Вастер, их непременный компаньон, тремя годами младше.

"Орсинум - это был дом орков, далеко в Ротгарианских Горах. Сотни лет он все рос и рос, рос и рос. Орки спускались с гор и насильничали и безобразничали по всему Хай Року. А потом король Даггерфолла Джойл и Гэйден Шиндзи из Ордена Дриагны и еще кто-то, забыл кто, из Сентинеля объединились и вместе пошли на Орсинум. Они бились и бились там тридцать лет. У Орсинума были железные стены, и, как они ни хотели, не могли пробиться."

"А что потом?" спросила Байнара.

"У тебя так здорово получается выдумывать то, чего никогда не было - так почему бы тебе не закончить эту историю?"

Так они и сделали. Тай был королем орков - он забрался на дерево, которое они окрестили Орсинум. Байнара и Вастер играли за Короля Джойла и Гэйдена Шиндзи и кидались галькой и палками в Тая, который дразнил их самым гортанным рычанием, какое только мог произвести. Все трое решили, что богиня Кинарет (исполнялась Байнарой, по совместительству) внемлет молитвам Гэйдена Шиндзи и обрушит на Орсинум проливной дождь. Стены проржавеют и рассыплются. В финале Тай любезно свалился с дерева и позволил Королю Джойлу и Гэйдену Шиндзи пронзить себя зачарованными клинками.

За большую часть того лета, года 675 Первой Эры, Тай почти устал от неизменно яркого солнца. Днем облаков на небе не было, но дожди шли каждую ночь, и растительность на острове Горн расцвела буйным цветом. Казалось, сами камни раскалились и пылали солнечным светом, а канавы заросли белой таволгой и дикой петрушкой; повсюду его окружали нежные ароматы цветов и безмятежных деревьев; листва на них была лилово-зеленой, сине-зеленой, серо-зеленой, бело-зеленой. Величественные купола, извилистые брусчатые улочки, тростниковые крыши деревенских лачуг Горна, и белая громада Сандилхауса - все это казалось ему волшебным.

Но сны продолжали повторяться каждую ночь, а Песня звучала постоянно, и во сне и наяву.

Несмотря не увещевания тети Уллии, Тай, Байнара и Вастер каждой утро завтракали с прислугой. Сама Уллия приказывала подавать завтрак в гостиную, для себя и возможных важных гостей: гости были редки, поэтому часто она завтракала в одиночестве. Поначалу слуги ели молча, уважая сословные различия, но потом разговорились и стали посвящать детей во все сплетни, новости и слухи.

"Бедняга Арнил опять слег с лихорадкой."

"Я же говорю тебе, они все проклятые. Все до единой. Наплюй на фею - и она плюнет в обратку, мало не покажется."

"А не кажется ли вам, что Маленькая Мисс Старсия чуточку раздалась в животике, с месяцок как?"

"Нет, не может быть!"

Единственной служанкой, которая вообще не разговаривала, была няня Тая, Эдеба. Она сильно отличалась от других служанок, однако шрамы на лице не уродовали ее. Ее плохо сросшийся переломанный нос и короткая стрижка придавали ей нечто таинственное и необычное. Обычно она просто тихо улыбалась всем сплетням, а на Тая смотрела с почти испуганной любовью и обожанием.

Однажды, после завтрака, Байнара шепнула Таю и Вастеру: "Нам надо сходить на холмы на другой стороне острова."

Она и раньше высказывала столь же безоговорочные просьбы, и всегда ей было, что показать: водопад, запрятанный среди папоротников и высоких скал; роща фиговых деревьев со спелыми плодами; тайная винокурня, сооруженная какими-то крестьянами; больной дуб, изогнувшийся коленопреклоненной женской фигурой; обвалившаяся стена, которой, как они вообразили, была тысяча лет, и которая осталась от последнего прибежища плененной принцессы. Принцессу они назвали Мереллой.

Троица миновала рощу и вышла на прогалину. В нескольких футах перед ними луг прогибался высохшим руслом реки с маленькими гладкими камешками. Они пошли по нему и оказались в темном лесу, где ветви деревьев сплетались в плотный полог высоко у них над головой. Временами в волглом подлеске проглядывали, словно, подмигивая, яркие красные и желтые цветы, но они встречались все реже и реже, по мере того, как дети забредали все дальше в царство хмурых дубов и вязов. Воздух потрескивал стаккато птичьего стрекота - слабый отзвук Песни.

"Куда мы идем?" - спросил Тай.

"А мы не идем куда-то, мы просто идем, чтобы увидеть кое-что," - ответила Байнара.

Лес обступал троих детей со всех сторон, изливал на них свои сумеречные краски и дышал влажным щебетом и вздохами. Им легко было вообразить, будто они оказались внутри чудовища и разгуливают меж его изогнутых ребер.

Байнара вскарабкалась на крутой холм и вгляделась в лесную чащу. Тай подсадил Вастера, помогая ему выбраться на берег высохшего русла, и поднялся сам, цепляясь за мягкую траву. Через лес дороги не было. Шипы ежевики и низко стелющиеся ветви деревьев смотрели на них, как ощетинившаяся стая когтистых зверей. Крики птиц сделались еще более резкими, словно они были возмущены вторжением. Какой-то сук царапнул Вастера по щеке до крови, но тот не заплакал. И даже Байнара, которая могла просочиться сквозь любые заросли подобно бесплотному существу, зацепилась косой за шипы, безнадежно разрушив причудливый узор, заплетенный служанкой несколько часов назад. Она остановилась и расплела косы, и ее яркие локоны свободно упали на плечи. Теперь в ней было что-то дикое, она была подобна нимфе, ведущей двух других через свои лесные владения. Песнь застучала неистовым ритмом.

Они стояли на каменной приступке у подножия утеса, высившегося над зияющим ущельем. Но смотрели они в другую сторону, на горы золы и пепла, устилавшие безжизненное поле. Это походило на картину грандиозной битвы, своего рода огненного жертвоприношения. Обуглившиеся ящики, оружие, кости животных, да и сама горная порода - все это обратилось в едва узнаваемый мусор на земле. Тай и Вастер безмолвно ступили на черное поле. Байнара улыбалась, гордясь тем, что все же нашла нечто, исполненное настоящего чуда и тайны.

"Что это за место?" - спросил, наконец, Вастер.

"Не знаю, - Байнара пожала плечами. - Сначала я решила, что это какие-то развалины, но потом поняла, что это просто свалка мусора, но не похожая на другие. Посмотрите только на это добро."

Все трое принялись рыться в пыльных завалах. Байнара нашла изогнутый меч, лишь слегка почерневший от пламени, и стала протирать его, чтобы прочесть надписи на клинке. Вастер развлекался тем, что ломал хрупкие ящики руками и ногами, воображая себя великаном неописуемой силы. Тая же привлек пробитый щит: в нем было что-то такое, что отзывалось в звуке Песни. Тай вытащил щит из груды и протер его.

"Никогда не видела такого герба," - сказала Байнара, заглядывая через плечо Тая.

"А я, кажется, видел, но не помню, где," - прошептал Тай, силясь извлечь воспоминания из своих снов. Он был уверен, что видел его именно там.

"Гляньте-ка сюда!" - закричал Вастер, прерывая раздумья Тая. Мальчик держал в руках хрустальный шар. Когда он провел по нему рукой, сметая песок и пыль, Песня вздыбилась такой высокой нотой, что Тай испытал дрожь во всем теле. Байнара побежала смотреть на сокровище Вастера, Тай же словно окаменел.

"Где ты это нашел?" - выдохнула она, вглядываясь в вихрящуюся спираль в хрустальной глубине.

"Под той повозкой," - Вастер показал на груду почерневшего дерева, выделявшаяся из числа других лишь лопнувшими колесам с поломанными спицами. Байнара принялась копаться в полуразвалившейся куче, так что торчали только ее ноги. Песня набирала силу, наваливаясь на Тая. Он медленно подошел к Вастеру.

"Отдай его мне," - прошептал он голосом, который едва ли смог бы принять за собственный.

"Нет, - прошептал Вастер в ответ, не отрывая глаз от пестрого разноцветия, игравшего в сердце шара. - Это мое."

Байнара рылась в останках повозки еще несколько минут, но так и не сумела найти сокровищ, равных Вастерову. Почти все, что было там, оказалось уничтожено, а оставшееся было мусором по любым меркам: сломанные стрелы, чешуйки брони, кости гуара. Расстроившись, она вылезла на солнечный свет.

Тай стоял один, на краю обрыва.

"А где Вастер?"

Тай моргнул, а затем повернулся к кузине с ухмылкой и пожал плечами: "Он побежал домой похвастаться своей добычей. А ты нашла что-нибудь интересное?"

"Да нет, - сказала Байнара. - Наверное, нам стоит вернуться домой, пока Вастер не разболтал что-нибудь такое, из-за чего у нас будут неприятности."

Тай и Байнара пошли прочь быстрым шагом. Тай знал, что Вастер не опередит их. Он вообще никогда не вернется домой. Хрустальный шар покоился на дне котомки Тая, присыпанный всяким мусором. Всем сердцем Тай молил Песнь, чтобы она вернулась и вымыла память об этом обрыве и долгом, беззвучном падении. Мальчик настолько удивился, что не успел закричать.

Тай не испытывал никакой вины, что пугало его. Весь долгий, хотя и спешный путь от оврага, через лес, по высохшему руслу, он весело болтал с Байнарой, полностью осознавая, что только что совершил убийство. Когда же он отвлекался от беседы и начинал думать о последних секундах короткой жизни Вастера, Песнь вздымалась. Тай не мог думать о смерти мальчика, но знал, что повинен в ней.

"Я чуть с ума не сошла! - закричала тетя Уллия, когда дети вынырнули из леса у самого Сандилхауса. - Где вы пропадали?"

"А разве Вастер вам не рассказал?" - спросил Тай.

Сцена разыгралась точно так, как предполагал Тай - и каждое па каждого танцора в ней подчинялось ритму Песни. Тетя Уллия сказала, что не видела Вастера. Байнара, все еще не обеспокоенная, несла какую-то невинную ложь о том, что они разбрелись, и что он, должно быть, заблудился. Медленный, но настойчивый ритм паники усилился, когда ночь близилась к рассвету, а Вастер все еще не вернулся. Байнара и Тай со слезами (он сам удивился, насколько ему легко плакать, не испытывая чувств) признались, где были, и повели дядю Триффита с толпой слуг к груде мусора и оврагу. Неустанные поиски в лесу на заре. Причитания. Легкое наказание, да просто гневная ругань, за то, что Байнара с Таем потеряли своего младшего кузена.

По их плачу и стенаниям решили, что дети и так чувствуют себя достаточно виноватыми. И их отправили спать на рассвете, а поиски в лесу продолжались.

Тай готовился ко сну, когда в комнату зашла его няня, Эдеба. Выражение непоколебимой любви и преданности не сходило с ее лица, и она держала его ладонь в своих, когда он погрузился в свои сны и кошмары. Песнь проникала в его сознание почти неслышно, и он снова увидел ту комнату в замке. Девушка с ребенком. Птица на балке. Умирающий огонь. И внезапная вспышка жестокости. Тай лишился дыхания и открыл глаза.

Эдеба кралась к двери, нежно воркуя Песнь себе под нос. А в руке у нее был хрустальный шар из его котомки. Секунду он колебался, кричать, или нет. Откуда она знала Песнь? И знала ли она, что он убил другого мальчика, чтобы завладеть шаром?

Но что-то подсказало Таю, что она помогает ему, что она знает все и думает только о том, как защитить его.

Весь следующий день, и следующая неделя, и следующий месяц были одинаковыми. Никто не говорил слишком много, а если и говорил, то лишь когда предлагал новые места, где бы поискать пропавшего мальчика. Хотя смотрели уже везде и тщательно. Таю было любопытно, почему они ни разу не заглянули в ущелье, но он понимал, что туда было просто не спуститься.

Побочным следствием исчезновения Вастера стало то, что уроки, которые давал Кена Гафризи, приобрели более серьезное, почти академическое свойство. Непоседливость и отсутствие внимания у малыша всегда вынуждали сокращать занятия, но здравомыслящая Байнара и тихий Тай были идеальными учениками. Учитель был особенно поражен их вниманием, которое они проявили во время довольно сухой исторической лекции о геральдических символах Домов Морроувинда.

"Герб Хлаалу изображает весы, - он высокомерно усмехнулся. - Они мнят себя великими соглашателями, как если бы в том было нечто достойное. Много столетий назад они были лишь кочевниками, последовавшими за Ресдайном, который решил --"

"Извини, Кена, - перебила Байнара. - А у кого на гербе нарисовано какое-то насекомое?"

"Разве ты не знаешь Дом Редорана? - спросил учитель, приподняв один из щитов.- Я знаю, вы тут, на Горне, совсем оторваны от жизни, но тебе, безусловно, уже достаточно лет, чтобы различать--"

"Да не то, Кена, - пояснил Тай. - Думаю, она имеет в виду другой герб с насекомым."

"Понимаю, - кивнул Кена Гафризи, нахмурив брови. - Да, вы еще слишком молоды, чтобы когда-нибудь видеть герб Шестого Дома, Дома Дагот. Они воевали с нами вместе с проклятыми еретиками Двемерами в Войне у Красной Горы, и ныне совершенно уничтожены, хвала Владыке, Матери и Чародею. Этот дом был проклятием нашей земли целое тысячелетие, а когда, наконец, их скверна была истреблена, сама земля испустила вздох облегчения облаком огня и пепла, на целый год обратив день в ночь."

Байнара и Тай понимали, что не могут говорить, но обменялись друг с другом понимающими взглядами, когда учитель углубился в тему злодейства Двемеров и Дома Дагот. Когда урок закончился, они вышли из Сандилхауса и хранили молчание, пока не оказались вне досягаемости чужих глаз и ушей.

Перешедшее за полдень солнце рисовало на земле длинные тени похожих на копья деревьев, окружавших луг. Издалека доносились голоса рабочих, начавших подготовку к сбору осеннего урожая и покрикивавших друг на друга грубыми и привычными фразами, но отдельные слова разобрать было невозможно.

"Это определенно символ на том щите, что ты нашел в груде мусора, - сказала, наконец, Байнара. - И все, что там есть, должно быть, осталось от Дома Дагот."

Тай кивнул. Его мысли были о странном хрустальном шаре. Он почувствовал, как легкая, вибрирующая музыка беззвучно коснулась его тела, и понял, что открыл еще одну тему Песни.

"И зачем наши люди сожгли и поломали все это? - спросил он задумчиво. - Думаешь, Дом Дагот был таким злым, что все связанное с ним - проклято?"

Байнара рассмеялась. В разгар дня все разговоры о проклятиях и зле Шестого Дома были чисто теоретическими: нечто такое, что разбавляет жизнь романтикой, но не вызывает тревоги. Дети побрели обратно в замок, чтобы поспеть к еще одному размеренному, скучному обеду. Но когда наступила ночь, Байнара принялась перебирать сокровища, собранные в куче мусора. В свете лун маленькие кувшинчики, какие-то оранжевые самоцветы, тусклые кусочки серебра и золота, не имевшие очевидного предназначения, все это приобрело зловещий оттенок.

Внезапное отвращение охватило ее. В этих предметах была какая-то странная энергия, примесь смерти и разрушения, которую нельзя было отрицать. Байнара бросилась к окну - ее вырвало.

Выглянув на темную лужайку, раскинувшуюся внизу, она увидела фигуру, расставлявшую свечи в виде контура огромного насекомого, символа Дома Дагота. Когда фигура глянула в ее сторону, она быстро отшатнулась, однако успела разглядеть лицо, выхваченное из темноты сальным светом. Это была Эдеба, няня Тая.

На следующее утро Байнара рано ушла из замка, неся за спиной большой мешок с ее сокровищами. Она дотащила его до болота и оставила там. Затем она вернулась и рассказала своему дяде Триффиту о том, что видела прошлой ночью, опустив лишь изначальную причину своего недомогания.

Эдебу изгнали с острова Горн без обсуждения. Она плакала, умоляла позволить ей попрощаться с ее Таем, но дело сочли слишком опасным. Когда Тай спросил, что с ней случилось, ему ответили, что она вернулась к своей семье на материк. Он уже слишком большой, чтобы иметь няню.

Байнара никогда не говорила ему, что знала. Потому что боялась.

Таю было восемнадцать, когда он, в 685 году Первой Эры, впервые увидел Морнхолд, город острых шпилей, дом богини. Его кузен Калкорит, ставший уже старшим послушником в Храме, отвел Таю пару комнаток на первом этаже купленного им дома. Комнатки были маленькими и бедно обставленными, но прямо за окном рос горьколистник, и, когда задувал ветер, каморка наполнялась прелестным пряным ароматом.

Аккорды Песни более его не беспокоили. Иногда он даже забывал о них - настолько тихими и мелодичными они стали. Иногда, когда он шел по улицам к Храму за заданием, ему встречался кто-нибудь и накал Песни возрастал, но потом она снова остывала. Чем отличались эти люди от прочих? - Тай никогда не пытался определить. Он помнил последний случай, когда позволил Песни увлечь его и убить своего младшего кузена Вастера. Это воспоминание не тяготило его чрезмерно, но все же он решил, что не станет причинять вреда никому, если его не вынудят.

Нарочные Дома регулярно доставляли Таю письма от Байнары, по-прежнему сидевшей в Сандилхаусе на острове Горн. Она могла бы пойти учиться в Храм - ума бы ей точно хватило - но не пожелала. Через год, может два, ей все равно придется уехать и занять свое место в Доме Индорил, но она не спешила. Тай с радостью встречал обычные сплетни, приходившие с письмами, и описывал в ответ свои собственные занятия и романы.

На третьем месяце пребывания в Морнхолде он повстречал девушку. Она тоже училась в Храме, ее звали Акра. Тай увлеченно писал о ней Байнаре, сообщая, что у нее рассудок Соты Сила, остроумие Вивека и красота Альмалексии. Байнара ответила в игривой манере, что если бы знала, какие святотатственные вольности дозволяются студентам Храма, то несомненно сама бы стала послушницей.

"А ты очень предан своей кузине, - засмеялась Акра, когда Тай показал ей письмо. - Передо мной руины потерпевшего крушение романа?"

"Она мила, но я никогда не воспринимал ее с этой позиции, - усмехнулся Тай. - Инцест никогда меня особо не интересовал."

"А она тебе очень близка по крови?"

Тай задумался на мгновение: "Не знаю даже. По правде, нам мало что рассказывали о наших родителях, и я даже не знаю, были ли они действительно как-то связаны. Они пали жертвами Войны на Красной Горе, это я знаю. Но, похоже, у взрослых всегда портилось настроение, когда мы спрашивали о своих родителях. Со временем мы перестали спрашивать. Может, ты мне даже ближе как кузина, чем Байнара."

"Может, и так, - Акра улыбнулась, вставая со стула. Она распустила волосы, до этого заколотые способом, подобающим благовоспитанной жрице. Пока Тай наблюдал за этой трансформацией, она отцепила небольшую брошку, крепившую платье к наплечной накидке. Тонкий шелк скользнул вниз, впервые открыв его взору смуглое, стройное тело. - Если так, то инцест по-прежнему тебя особо не интересует?"

Когда они занялись любовью, Песнь начала свое медленное, ритмичное восхождение в голове Тая. Видение Акры перед ним на мгновение померкло и сменилось образами из его ночных кошмаров. Когда, он, наконец, откинулся в изнеможении, комната казалась наполненной яростными красными облаками его снов, а крик женщины и ее ребенка перед лицом смерти эхом отдавались в голове. Он открыл глаза - Акра улыбалась ему. Тай поцеловал ее и нежно прижал к себе.

Последующие две недели Тай и Акра были неразлучны. Даже когда они занимались в противоположных крыльях Храма, Тай думал о ней и откуда-то знал, что она тоже думает о нем. А после они стремглав неслись навстречу друг другу, наслаждались друг другом в его комнате каждую ночь, и каждый день в укромном уголке храмового сада.

Однажды пополудни, когда Тай привычно несся обнять свою возлюбленную, Песнь взыграла в нем с невиданной силой при появлении какой-то согбенной, изнуренной старухи. Он закрыл глаза и попытался приглушить ее, но когда он снова открыл их и увидел, как она покупает пробковый папирус у уличного продавца, он уже знал, кто это. Его старая няня с Горна, Эдеба. Та, что покинула его, даже не попрощавшись, ради своей семьи на материке.

Она не видела его и пошла дальше по улице, а Тай свернул и последовал за ней. Они шли темными переулками самой бедной части города, который был ему также чужд, как самая дикая деревня Акавира. Она отперла небольшую деревянную дверь дома на безымянной улочке, и он, наконец, окликнул ее по имени. Она не обернулась, но когда Тай подошел, то обнаружил, что дверь не на щеколде.

Каморка была грязной и сырой, как пещера. Она стояла лицом к нему, ее лицо еще больше сморщилось с тех пор, что он помнил ее, изрезанное линиями скорби. Он закрыл дверь, а она взяла его руку и поцеловала.

"Ты стал таким высоким и сильным, - сказала Эдеба, заплакав. - Мне нужно было убить себя - но не позволить им разлучить нас."

"Как семья?" - холодно поинтересовался Тай.

"Ты моя единственная семья, - прошептала она. - Индорильские свиньи заставили меня уйти, они тыкали мне в лицо своими клинками, когда узнали, что я служу тебе и твоей семье, а не им. Эта маленькая дрянь, Байнара, застала меня за молитвой скорби."

"Ты говоришь, как помешанная, - Тай презрительно усмехнулся. - Как можно любить меня и мою семью и при этом ненавидеть Дом Индорила? Я ведь тоже из Дома Индорила."

"Ты уже достаточно взрослый, чтобы знать правду, - яростно прошипела Эдеба. Тай просто пошутил насчет ее безумия, но теперь он видел, как нечто подобное разгорается в ее древних глазах. - Ты не был рожден в Доме Индорила; они взяли тебя к себе после Войны, как и многих других сирот, которых разобрали и они, и другие Дома. Только так они хотели стереть историю и уничтожить всю память об их врагах - взрастив их как своих детей."

Тай повернулся к двери: "Теперь понимаю, почему тебя прогнали с Горна, старуха. Ты бредишь!"

"Подожди! - закричала Эдеба, бросившись к заплесневелому шкафу. Она достала оттуда стеклянный шар, который засиял всем спектром даже в полумраке каморки. - Помнишь это? Ты прикончил того малыша, Вастера, потому что он владел этим, а я забрала его из твоей комнаты, потому что тогда ты был еще не готов взять на себя наследие и ответственность. Ты не удивился тогда, чем тебя так манит эта безделушка?"

Тай тяжело задышал и ответил, хотя и не хотел этого делать: "Порой я слышу Песнь."

"Это Песнь твоих предков, твоей настоящей семьи, - сказала она, кивнув. - Ты не должен с ней бороться, ибо это песнь судьбы. Она будет направлять тебя в том, что тебе предначертано."

"Заткнись! - заорал Тай, - Все, что ты говоришь - ложь! Ты больна!"

Эдеба со всей силы швырнула шар об пол, отчего он разлетелся с оглушительным хлопком. Осколки растаяли в воздухе. Все, что осталось - маленькое серебряное колечко с незатейливой печаткой в виде плоской короны. Старуха бережно подобрала его и протянула Таю, стоявшему, опершись спиной на дверь и дрожавшему.

"Вот твое наследство, наследство хранителя Шестого Дома."

Корона на кольце предназначалась для скрепления печатью официальных бумаг Дома. Тай видел похожее кольцо у своего дяди Триффита, с печаткой в виде крыла, знаком Дома Индорила. Рисунок на этом кольце был другим - это было то насекомое, которое он запомнил с того дня, как Кена Гафризи учил их с Байнарой геральдике Домов.

Это был символ проклятого Дома Дагот.

Песнь овладела всеми чувствами Тая. Он слышал ее музыку, обонял ее страх, ощущал на языке ее горечь, физически осязал ее силу, а все, что он видел перед собой - пламя ее разрушения. Когда он взял кольцо и надел его на палец, его разум не осознавал, что он делает. Тай по-прежнему не ведал ничего, кроме Песни, и тогда, когда вытащил кинжал из ножен и вонзил его в сердце старой няньки.

Тай даже не слышал ее последних слов, когда Эдеба осела на пол и простонала с сочащейся кровью улыбкой: "Спасибо."

Когда пелена песни спала, первое, что понял Тай - это что он больше не спит. Перед собой он увидел пламя, то самое, что спалило дом его рождения, и пламя снова было перед ним. Но это было пламя от костра, который он развел на полу ее прогнившей лачуги, и его языки уже проникали сквозь стены, пожирая тело его старой няньки.

Когда стали звать стражу, Тай опрометью помчался по улицам.

Акра сидела у камина в комнате Тая, читая книгу при свете огня. Книга содержала всякую теософскую ерунду, в которую она не верила, но тем не менее находила патологически увлекательной. Когда дверь распахнулась и она услышала, как вошел Тай, Акра подняла взгляд, лишь дочитав до конца начатый абзац.

"Я здесь уже несколько часов. Если б знала, что ты так задержишься, прихватила бы больше книжек, - она хихикнула. Но когда она увидела лицо и одежду Тая, всякая игривость разом улетучилась. - Что случилось? Ты в порядке?"

"Я встретил мою старую няньку, Эдебу, - сказал он странным голосом. - Это резко изменило мои планы. Я не знал, что она в Морнхолде."

"Жаль, что я не знала, куда ты идешь, - сказала она, медленно поднимаясь со стула. - Мне было бы приятно с ней поболтать."

"Теперь уже поздно. Я убил ее."

Акра глубоко вздохнула, пристально глядя в окаменевшее лицо Тая. Потом взяла его за руку: "Может, расскажешь мне все по порядку?"

Тай позволил своей любимой подвести себя к камину и сел, щурясь на огонь. Он посмотрел вниз, на серебряное кольцо на пальце: "Перед тем, как я ее убил, она дала мне вот это. Это кольцо-печатка Дома Дагот. Она сказала, что я хранитель их наследия, и что Песнь, которая постоянно звучит в моей голове, которая заставила меня убить одного мальчика в детстве, а теперь и саму Эдебу, это Песнь моих предков."

Тай замолчал. Акра опустилась на колени сбоку от него и взяла кисть с кольцом: "Расскажи мне больше."

"Мой наставник Кена Гафризи учил нас, что Дом Дагот был проклятием Морроувинда. Он сказал, что все они погибли в конце Войны, и что сама земля вздохнула с облегчением, - Тай закрыл глаза. - Я вижу то, что забыто. Я слышу это в Песне. Эдеба сказала мне, что пять Домов приняли детей-сирот Дагота и взрастили их в своих собственных традициях. Я думал, что она безумна или лжет, но настоящая ложь - это те годы, что я думал, будто моя семья принадлежала Дому Индорил."

"И что ты собираешься делать?" - прошептала Акра.

"Что ж, Эдеба наказала мне следовать путем Песни к своей судьбе, - Тай горько рассмеялся. - Но песня первым делом повелела убить ее саму, поэтому я не знаю, какие бы дальнейшие рекомендации она дала бы мне. Я знаю одно: мне нужно покинуть Морнхолд. Прежде, чем я осознал, что делаю, я устроил пожар в ее лачуге. Кто-то позвал стражей. И теперь я не знаю, куда деваться."

"У тебя много друзей, которые защитят тебя, если ты действительно окажешься новым предводителем возродившегося Шестого Дома, - Акра поцеловала кольцо. - Я помогу тебе их найти."

Тай уставился на нее: - "С чего бы тебе помогать мне?"

"Когда ты подумал, что я могла бы оказаться твоей кузиной по Дому Индорил, боязнь кровосмешения не отвратила тебя от обладания мною, - ответила Акра, встретив его взгляд. - - Я тоже слышу Песнь. Она не так сильна во мне, как в тебе, но я никогда не согласилась бы забыть о ней. Она научила меня большему, чем все эти нелепые жрецы и жрицы Храма вместе взятые. Я знаю, что мое истинное имя Дагот Акра, а еще я знаю, что у меня есть брат."

"Нет, - Тай стиснул зубы. - Ты лжешь."

"Ты Дагот Тайтон."

Тай с силой отбросил Акру к стене и выбежал из комнаты. Когда он пробегал по дому, то услышал шаги Калкорита на лестнице за спиной - партия ударных в песне, гремевшей в его сердце и голове

"Кузен, - окликнул старший послушник. - Ты что-нибудь слышал об этом пожаре --"

Тай выхватил свой кинжал и с разворота всадил его Калкориту в горло. "Кузен, - прошипел он. - Индорильский волк тебе кузен!"

Улицы Морнхолда озаряли красные сполохи пожара, разносимого по тесным улочкам безжалостными порывами ветра. Будто сам Дагот Ур неистовствовал над городом, поощряя пламя, высеченное его наследником. Страж Дома, спешивший на зарево, остановился при виде Тая, стоявшего, шатаясь, у дверей дома Калкорита с окровавленным клинков в руке.

"Ты что натворил, серджо?"

Тай бросился в лес, и его накидка развевалась за спиной на ветру. Стражник помчался вдогонку, обнажив меч. Не было нужды заходить в дом и смотреть на труп - и так все было ясно.

Несколько часов Тай пробирался сквозь дебри, и Песнь толкала его вперед. Звуки погони затихли вдали. Наконец, лес расступился, и он не увидел ничего, кроме воздуха и воды. Утес, в сто футов вышиной, глубоко врезался во Внутреннее Море, нависая над водой.

Песнь сказала ему "нет". Она тянула его на север, сладким голосом обещая отдых среди друзей. Более, чем друзей - людей, которые будут боготворить его как наследника Дагота. Когда он медленно приблизился к краю утеса, Песнь сделалась более угрожающей. Она требовала не бежать от судьбы. Ибо не будет спасения в смерти.

Тай сплюнул проклятие своему Дому и головой вниз бросился с утеса.

Выдался еще один славный день на острове Горн, первый за прошедшие недели, которым Байнара могла действительно наслаждаться. Дядя Триффит принимал важную компанию, Людей Дома издалека, и ей приходилось присутствовать на каждом обеде, на каждой встрече, на каждой церемонии. В детстве, как она помнила, всегда хотелось, чтобы кто-то обратил на тебя внимание. Сейчас же ничто не могло доставить такое блаженство, как прекращение ее скучных обязанностей.

В доме у нее оставалось только одно намеченное дело - написать письмо кузену. Но это может подождать и до вечера, сказала она сама себе. В конце концов, сам-то он не писал уже много дней. Это все влияние той девчонки, Акры. Не то, чтобы Байнара не одобряла увлечение кузена - просто она знала, насколько всепоглощающей может быть первая любовь. Она, по крайней мере, читала об этом.

Неторопливо гуляя по цветущему лугу, Байнара настолько углубилась в свои мысли, что даже не слышала, как ее зовет ее горничная, Гиллима. Поэтому она слегка вздрогнула, когда обернулась и увидела подбегавшую молодую служанку.

"Серджо, - позвала та, задыхаясь. - Пожалуйста, подойдите! Там прибило к берегу человека! Это ваш кузен, Серджо Индорил-Тай!"